Письма названому брату. 1.

Милый мой названый брат.
Ты не хочешь, чтобы я тебе писала — но в эпиграфе к твоему дневнику до сих пор висит цикл «Моей маленькой сестричке».
Ты не хочешь, чтобы я тебе писала. Я писала тебе на позапрошлое Прощеное воскресенье — ты отказался меня прощать. Впрочем, я не помню, христианин ты или нет. Ты был сталинистом, а потом тебя ужасно увлекла украинская революция.
Милый мой названый брат. Я прекрасно знаю, почему это случилось с тобой. Не знаю, как с остальными, — именно с тобой. Я же тебя знаю — как себя саму. Ты был рожден революционером — но в Полтавской области, в 1976 году. У тебя были все шансы подняться в девяностые, и ты поднимался, ты был тем страшным «рэкетиром», какими меня пугали родители-инженеры в детстве, — да, я знаю, что все это от пассионарности, бурлящей в крови жажды деятельности. Если бы ты убил — уже тогда, в нулевых, когда мы с тобой познакомились, — я бы давала показания, что в это время мы с тобой пили пиво и читали вслух Паланика. Мы, кстати, это делали. В 2013 году, осенью, в Харькове. Ну ладно, не читали вслух, — обсуждали, цитируя.
Ну да. Разорвала наши отношения я. Когда наши украинские партнеры (тогда еще не) из «Правого сектора» в марте 2014 года убили двух антифашистов в Харькове. Ты знаешь, кто из моих близких тогда мог быть на месте этих убитых. Ты помнишь, что ты мне написал тогда. Ну, что Харьков всегда был оплотом сепаратизма. Я не могу в вот это «сама дура виновата». Хорошо.
Я написала:
«Ты был очень близким и дорогим мне человеком, мне больно тебя терять, но сейчас за твоими ура-революционными лозунгами я больше совершенно не вижу своего лучшего друга, мудрого и понимающего Андрея.
А с этим человеком, которого я вижу сейчас, я не могу дружить.
Извини.»
01.03.14

Ты ответил:
«журбынка»
И более ничего.

Да глупо я написала, конечно, пафосно. Но, вроде, все годы дружбы мы были глупыми и пафосными, и никого это не смущало. Почему-то, когда пролегла политическая колея, — смутило.
Ох, блин. Да у тебя ж 50 на 50 было — в антимайдан пойти, с твоими-то убеждениями, точнее, адреналиновой наркоманией. Ох, Андрюха, думаешь, я не понимаю, что тебе нужна была любая движуха, кроме голодовки? Но — острая недостаточность революции в крови, и как только случился Майдан, ты впилился в движуху. Ну а потом уже не отступил. Мы такие. Мы не отступаем, братец. У меня хоть выход есть — в монастырь уйти, если разочаруюсь, или суициднуться — я, пока замуж не вышла, не понимала, чем жизнь лучше смерти. Ну а тебе куда, какой монастырь, вообще.

А. Да. Я замуж вышла, по большой любви. Я надеюсь, ты не был среди тех, кто призывал убить моего мужа в нашей общей бывшей тусовке. Да ну нафиг, даже читать твои страницы не буду. Я верю, что не был. Я вышла замуж, он тоже Андрей, почти твой ровесник. Только в девяностых он был не рэкетиром, а музыкантом-неформалом. Он одессит, ты любишь этот город, я тоже.

Охх, Андрюха. Вот оно, последнее сообщение, первое марта — а ведь в феврале, я помню, я писала тебе в волнении с вопросом, красное или черное платье надеть на встречу с бывшим.

Я бы говорила с тобой. Пофиг вообще, какова твоя политическая ориентация. Я могла бы не читать твои публичные записи, но говорить с тобой в личке. Да, конечно, это не ты внес меня в базу СБУ. Да, конечно, это не твоя вина, что я не могу въехать в Харьков. И без тебя доброжелателей хватает — тусовочка вот эта наша любимая. Я на нее смотрю, и мне кажется, что это огромное дупло, на дне которого клубятся ядовитые змеи. Да блин, я тебе до всего майдана это говорила. Но у тебя не было другой тусовочки. А я, ну ты ж знаешь, я только притворяюсь нежной трусливой девочкой, а так нигде не пропаду.

Я писала тебе на позапрошлое прощеное воскресенье — прости, я была резка, но давай говорить.
Ты не захотел.
Но у тебя в эпиграфе висят письма твоей маленькой сестричке — и я буду писать тебе, мой названый брат.
Побратимство не разрывается.